Арт-директор о любви к полиграфии, эстетике польского плаката
и феминизме.
и феминизме.
У тебя первое образование – медицинское. Почему пошла именно в медицину?
Когда мне было 14–15 лет, ко мне пришёл папа и сказал: «А давай ты станешь врачом».
И я такая: «А давай!». Мне было всё равно: я не видела какого-то чёткого будущего, а это предложение показалось мне увлекательным. Так я и пошла в медицину.
И в итоге оказалось, что душа у тебя к этому не лежит?
Да, но мне было тяжело бросить. Я проучилась 8 лет. Но в какой-то момент я задумалась о том, что будет, когда мне будет, например, 40. Оглянусь назад и буду спрашивать себя: была ли я счастлива, всё ли сейчас хорошо? Нет, вряд ли. Так я поняла, что надо делать ноги.
Как ты решила пойти учиться в Британку?
На тот момент я поступила в интернатуру и параллельно устроилась на работу в рекламное агентство. Через год мне сказали, что команду реформируют и сокращают. Мне посоветовали ходить по собеседованиям, искать себе новое место. Но нужных навыков у меня не было. Тогда я уже поняла, что хочу заниматься дизайном и нужно идти в Британку. Британка — это классно.
Я от многих это слышу. Спрашиваю: «Почему Британка – это клёво?» Мне отвечают: «Ты что, дурак? Это же Британка». Но я не понимаю, почему она классная, почему туда стоит идти.
Сейчас Британка мне кажется не такой классной. Но на тот момент она открыла для меня двери в дизайн. Изначально там была уникальная программа: было ощущение, что никто, кроме Британки, не рассказывал про дизайн на таком уровне. Плюс, они собрали сильный преподавательский состав. В 2013 году там преподавали Леонид Славин, Дмитрий Черногаев, Никита Обухов, Олег Пащенко, Виктор Меламед — это были сильные мастера в своей области. Причём спикеры были не только из России: приезжали крутые дизайнеры и иллюстраторы
из Америки и Европы. Ты мог бесплатно прийти и послушать чувака, который делал брендинг
для BP. Сейчас, к сожалению, из Британки ушло много преподавателей. Это огорчает.
У кого ты училась?
Я выбирала между двумя восьмидневными интенсивами. Интенсив по иллюстрации вел Олег Пащенко. Я давно читала Олега в ЖЖ, следила за его творчеством, мне очень нравилось.
Как личность Олег меня тоже привлекал, было интересно у него поучиться. С другой стороны,
я видела курс Леонида Славина по визуальным коммуникациям. Я понимала, что его интенсив даст более общее представление о дизайне , и для меня это будет более полезно. В общем,
так оно и получилось. Второй раз в Британку я пришла в 2017 году к Дмитрию Черногаеву.
Почему ты выбрала интенсивы?
Сама по себе программа «восьмидневный интенсив» — это серьёзная встряска. Она переворачивает тебе голову, ты начинаешь совершенно по-другому смотреть на вещи. Это даёт сильный толчок вперед.
Когда мне было 14–15 лет, ко мне пришёл папа и сказал: «А давай ты станешь врачом».
И я такая: «А давай!». Мне было всё равно: я не видела какого-то чёткого будущего, а это предложение показалось мне увлекательным. Так я и пошла в медицину.
И в итоге оказалось, что душа у тебя к этому не лежит?
Да, но мне было тяжело бросить. Я проучилась 8 лет. Но в какой-то момент я задумалась о том, что будет, когда мне будет, например, 40. Оглянусь назад и буду спрашивать себя: была ли я счастлива, всё ли сейчас хорошо? Нет, вряд ли. Так я поняла, что надо делать ноги.
Как ты решила пойти учиться в Британку?
На тот момент я поступила в интернатуру и параллельно устроилась на работу в рекламное агентство. Через год мне сказали, что команду реформируют и сокращают. Мне посоветовали ходить по собеседованиям, искать себе новое место. Но нужных навыков у меня не было. Тогда я уже поняла, что хочу заниматься дизайном и нужно идти в Британку. Британка — это классно.
Я от многих это слышу. Спрашиваю: «Почему Британка – это клёво?» Мне отвечают: «Ты что, дурак? Это же Британка». Но я не понимаю, почему она классная, почему туда стоит идти.
Сейчас Британка мне кажется не такой классной. Но на тот момент она открыла для меня двери в дизайн. Изначально там была уникальная программа: было ощущение, что никто, кроме Британки, не рассказывал про дизайн на таком уровне. Плюс, они собрали сильный преподавательский состав. В 2013 году там преподавали Леонид Славин, Дмитрий Черногаев, Никита Обухов, Олег Пащенко, Виктор Меламед — это были сильные мастера в своей области. Причём спикеры были не только из России: приезжали крутые дизайнеры и иллюстраторы
из Америки и Европы. Ты мог бесплатно прийти и послушать чувака, который делал брендинг
для BP. Сейчас, к сожалению, из Британки ушло много преподавателей. Это огорчает.
У кого ты училась?
Я выбирала между двумя восьмидневными интенсивами. Интенсив по иллюстрации вел Олег Пащенко. Я давно читала Олега в ЖЖ, следила за его творчеством, мне очень нравилось.
Как личность Олег меня тоже привлекал, было интересно у него поучиться. С другой стороны,
я видела курс Леонида Славина по визуальным коммуникациям. Я понимала, что его интенсив даст более общее представление о дизайне , и для меня это будет более полезно. В общем,
так оно и получилось. Второй раз в Британку я пришла в 2017 году к Дмитрию Черногаеву.
Почему ты выбрала интенсивы?
Сама по себе программа «восьмидневный интенсив» — это серьёзная встряска. Она переворачивает тебе голову, ты начинаешь совершенно по-другому смотреть на вещи. Это даёт сильный толчок вперед.
Интенсив в Британке, 2013 год
Насколько тяжело было учиться?
Учёба в Британке даётся тяжело, когда у тебя закостенелые мозги. Там дизайн проходят
на достаточно высоком уровне. Я пришла туда абсолютно зелёная. Половину вещей я
не понимала, какие-то меня раздражали. Леонид показывал нам какие-то работы
и говорил: «Смотрите, как классно!» А я думала: «Что тут такого?».
Для меня был маркером польский плакат. Мне казалось, что это одна из самых чудовищных работ на свете: какая-то мазня, которую, по идее, может сделать ребёнок или сумасшедший.
Что в этом такого – я не понимала. Через какое-то время я купила книжку по польскому плакату, и меня это направление начало вдохновлять. Нашла для себя много завораживающего.
А что за польские плакаты?
Есть такое художественное направление в двадцатом веке. Плакаты экспрессивные и довольно своеобразные с точки зрения метафор, композиции, цвета, баланса, контрастов. Если смотреть на них неподготовленным взглядом, они кажутся сложными. Если интересно, есть книжка издательства «Альма Матер»: Сергей Серов, Кшиштоф Дыдо «Польская школа плаката». Можно просто посмотреть в Гугле ради интереса.
Что ты нашла в польском плакате для себя?
Силу. На многие вещи у меня есть чутьё, внутреннее ощущение. Вот смотришь: кайф или
не кайф. Последнее время всё, что очень прилизанное, очень ровненькое, очень идеальное – это не кайф. А то, в чём есть глубина — кайф.
Простой пример. Когда начинаешь рисовать, самое простое – это срисовывать. Ты рисуешь яблоко как есть. Просто смотришь на него, выбираешь формы, свет, тени, цвет, и пытаешься передать так, как оно выглядит. Это очень просто, но не интересно. А когда ты переосмысляешь это яблоко , зашиваешь смысл, историю, собственный взгляд — это совсем другой уровень.
То же самое с иллюстрацией.
Судя по тексту в Бюросфере, у тебя дикая любовь к дизайну. Откуда она взялась?
В 2006 или 2007 я подписалась на ЖЖ Тёмы Лебедева. Его подход к жизни мне был чем-то близок, поэтому ноги, скорее всего, растут оттуда. Тёма занимается просветительской деятельностью, делает очень много для того, чтобы люди смотрели на мир вокруг и меняли его.
Возможно, ещё имеет значение то, что эту профессию я выбрала осознанно. Когда я пришла
в Британку, я поняла, что от учёбы можно получать кайф. У меня сформировалось чувство ценности к тому, что я сейчас делаю. Я не понимаю, как можно работать там, где тебе
не интересно.
Учёба в Британке даётся тяжело, когда у тебя закостенелые мозги. Там дизайн проходят
на достаточно высоком уровне. Я пришла туда абсолютно зелёная. Половину вещей я
не понимала, какие-то меня раздражали. Леонид показывал нам какие-то работы
и говорил: «Смотрите, как классно!» А я думала: «Что тут такого?».
Для меня был маркером польский плакат. Мне казалось, что это одна из самых чудовищных работ на свете: какая-то мазня, которую, по идее, может сделать ребёнок или сумасшедший.
Что в этом такого – я не понимала. Через какое-то время я купила книжку по польскому плакату, и меня это направление начало вдохновлять. Нашла для себя много завораживающего.
А что за польские плакаты?
Есть такое художественное направление в двадцатом веке. Плакаты экспрессивные и довольно своеобразные с точки зрения метафор, композиции, цвета, баланса, контрастов. Если смотреть на них неподготовленным взглядом, они кажутся сложными. Если интересно, есть книжка издательства «Альма Матер»: Сергей Серов, Кшиштоф Дыдо «Польская школа плаката». Можно просто посмотреть в Гугле ради интереса.
Что ты нашла в польском плакате для себя?
Силу. На многие вещи у меня есть чутьё, внутреннее ощущение. Вот смотришь: кайф или
не кайф. Последнее время всё, что очень прилизанное, очень ровненькое, очень идеальное – это не кайф. А то, в чём есть глубина — кайф.
Простой пример. Когда начинаешь рисовать, самое простое – это срисовывать. Ты рисуешь яблоко как есть. Просто смотришь на него, выбираешь формы, свет, тени, цвет, и пытаешься передать так, как оно выглядит. Это очень просто, но не интересно. А когда ты переосмысляешь это яблоко , зашиваешь смысл, историю, собственный взгляд — это совсем другой уровень.
То же самое с иллюстрацией.
Судя по тексту в Бюросфере, у тебя дикая любовь к дизайну. Откуда она взялась?
В 2006 или 2007 я подписалась на ЖЖ Тёмы Лебедева. Его подход к жизни мне был чем-то близок, поэтому ноги, скорее всего, растут оттуда. Тёма занимается просветительской деятельностью, делает очень много для того, чтобы люди смотрели на мир вокруг и меняли его.
Возможно, ещё имеет значение то, что эту профессию я выбрала осознанно. Когда я пришла
в Британку, я поняла, что от учёбы можно получать кайф. У меня сформировалось чувство ценности к тому, что я сейчас делаю. Я не понимаю, как можно работать там, где тебе
не интересно.
Если ты не горишь своей работой,
ты проводишь большую часть своей жизни впустую.
ты проводишь большую часть своей жизни впустую.
Ты давно занимаешься полиграфией. Расскажи, почему выбрала ее?
Полиграфия – это то, что ты можешь подержать в руках. Для меня это имеет большое значение – пощупать результат. Такая возможность приносит безумное удовлетворение, ты понимаешь, что все не зря. Я, как человек, который захватил «доинтернетную» эпоху, кайфую от таких ощущений. Поэтому я очень люблю бумажные книги и почти не читаю с экрана.
Я понимаю, что быть специалистом в полиграфии не так уж здорово. Эта отрасль потихоньку вымирает. С другой стороны, классных специалистов в этой области не так много. Все рвутся
в диджитал, поэтому есть возможность стать незаменимым спецом.
Есть какие-то принципиальные отличия между дизайном в полиграфии и в вебе?
Всё дело в сценарии использования. В остальном особенных различий нет: просто мыслишь другими масштабами. В вебе мыслишь экранами, а в полиграфии – физическими носителями.
На кого стоит смотреть, если хочешь заниматься полиграфией?
Я смотрю просто по сторонам. Например, когда прихожу в кафе, я разглядываю меню. Мне интересно, как оно напечатано, как свёрстано, какой эффект производит. С точки зрения графических продуктов мне нравятся книжки, которые делает студия Лебедева. Мне нравится «UP print» – это типография, где делают современные типографические продукты. Они ежегодно делают отрывные календари для «Типомании», сложные авторские книги. Мне нравится формат, в котором Тимоти Гудман и Джессика Уолш сделали свою книжку. «40 Days
of Dating». Они запустили одноимённый эксперимент, транслировали его на веб-сайт, а потом перенесли в книгу.
Как ты относишься к формату издательства Бюро? Вот ребята пришли, принесли такой полиграфический стиль.
Это очень круто. Я подписана почти на все книги, и я от них кайфую. Мне нравится их читать, нравится с ними играться. Одна из самых крутых, на мой взгляд – «Управление проектами, людьми и собой». Помимо того, что ты прокачиваешься и узнаёшь что-то новое, книжка становится своеобразным развлечением. Ещё очень классная — «Типографика и вёрстка».
В ней максимально наглядно показывают и иллюстрируют, что происходит. Формат «было-стало» от абзаца к абзацу работает совсем по-другому, чем когда просто ставишь два примера рядом. Ты видишь динамику, и, конечно, бумага такого передать не может. С точки зрения восприятия материала – это очень сильно. Возможно, для Бюро будет круто перенести свои книги в бумажный формат с дополненной реальностью, где ты через приложение можешь смотреть примеры так же, как в электронном формате.
А ты сама делала какие-нибудь AR-проекты?
Нет. Я очень мало занималась какими-то диджитал-проектами, не делала приложений.
А здесь всё завязано именно на этом.
Как в целом относишься к таким штукам?
Очень положительно. Жду, когда это направление начнёт развиваться в полной мере. Хочется видеть больше таких вещей. В прошлом году купила икеевский календарь «адвент». Это коробка в формате А3 с окошками разного размера. Внутри были гномики, олени, мышата
в свитерах – очень мило, трогательно и по-домашнему. Но, когда скачиваешь специальное приложение и открываешь окошко календаря – он оживает. Всё начинает двигаться и играть музыка. В каких-то окошках тебе показывают рецепт рождественского рулета или рассказывается факт из истории Швеции. Идея классная, но она отвратительно реализована. Чудовищное приложение, графика выглядит не очень впечатляюще.
Расскажи о своих самых крутых проектах.
Мы делали ежеквартальный журнал для Московского Индустриального Банка. Изначально это была газета с инфографикой. Её делали разные дизайнеры и иллюстраторы, в разных стилистиках. В 2015 или 2016 году журналу делали редизайн, сделали его более строгим. Он стал лайфстайловым изданием про деньги и банковские продукты. Я подхватила его со второго или третьего выпуска, и занималась им около двух лет. Это был журнал не из рода рекламной раздачи, которую человек открыл и уснул на второй странице. Он был интересен: его читали, он выполнял свою функцию и улучшал показатели банка.
Еще мы несколько лет делали «МИнБанку» годовой отчёт. Предыдущие отчёты были похожими друг на друга. Мы сделали несколько концептов, и более смелый вариант был принят на ура.
В 2018 году мы пошли дальше. Победила концепция с современной типографикой, с крутыми атмосферными фотками. Раньше была стандартная история с какими-то людьми, с какими-то зданиями, какими-то объектами, которые имеют отношение к банку. Мы захотели показать красоту и мощь России: набрали потрясающих фотографий разных уголков нашей страны. Хотелось, чтобы люди удивлялись, что такие места есть в России. Это был огромный шаг вперёд.
Журнал взял золото за лучшую инфографику и лучшее корпоративное медиа, а годовой отчёт прошёл в шорт-лист «Серебряных нитей». Хоть я и скептически отношусь к российским фестивалям и наградам, было приятно.
Полиграфия – это то, что ты можешь подержать в руках. Для меня это имеет большое значение – пощупать результат. Такая возможность приносит безумное удовлетворение, ты понимаешь, что все не зря. Я, как человек, который захватил «доинтернетную» эпоху, кайфую от таких ощущений. Поэтому я очень люблю бумажные книги и почти не читаю с экрана.
Я понимаю, что быть специалистом в полиграфии не так уж здорово. Эта отрасль потихоньку вымирает. С другой стороны, классных специалистов в этой области не так много. Все рвутся
в диджитал, поэтому есть возможность стать незаменимым спецом.
Есть какие-то принципиальные отличия между дизайном в полиграфии и в вебе?
Всё дело в сценарии использования. В остальном особенных различий нет: просто мыслишь другими масштабами. В вебе мыслишь экранами, а в полиграфии – физическими носителями.
На кого стоит смотреть, если хочешь заниматься полиграфией?
Я смотрю просто по сторонам. Например, когда прихожу в кафе, я разглядываю меню. Мне интересно, как оно напечатано, как свёрстано, какой эффект производит. С точки зрения графических продуктов мне нравятся книжки, которые делает студия Лебедева. Мне нравится «UP print» – это типография, где делают современные типографические продукты. Они ежегодно делают отрывные календари для «Типомании», сложные авторские книги. Мне нравится формат, в котором Тимоти Гудман и Джессика Уолш сделали свою книжку. «40 Days
of Dating». Они запустили одноимённый эксперимент, транслировали его на веб-сайт, а потом перенесли в книгу.
Как ты относишься к формату издательства Бюро? Вот ребята пришли, принесли такой полиграфический стиль.
Это очень круто. Я подписана почти на все книги, и я от них кайфую. Мне нравится их читать, нравится с ними играться. Одна из самых крутых, на мой взгляд – «Управление проектами, людьми и собой». Помимо того, что ты прокачиваешься и узнаёшь что-то новое, книжка становится своеобразным развлечением. Ещё очень классная — «Типографика и вёрстка».
В ней максимально наглядно показывают и иллюстрируют, что происходит. Формат «было-стало» от абзаца к абзацу работает совсем по-другому, чем когда просто ставишь два примера рядом. Ты видишь динамику, и, конечно, бумага такого передать не может. С точки зрения восприятия материала – это очень сильно. Возможно, для Бюро будет круто перенести свои книги в бумажный формат с дополненной реальностью, где ты через приложение можешь смотреть примеры так же, как в электронном формате.
А ты сама делала какие-нибудь AR-проекты?
Нет. Я очень мало занималась какими-то диджитал-проектами, не делала приложений.
А здесь всё завязано именно на этом.
Как в целом относишься к таким штукам?
Очень положительно. Жду, когда это направление начнёт развиваться в полной мере. Хочется видеть больше таких вещей. В прошлом году купила икеевский календарь «адвент». Это коробка в формате А3 с окошками разного размера. Внутри были гномики, олени, мышата
в свитерах – очень мило, трогательно и по-домашнему. Но, когда скачиваешь специальное приложение и открываешь окошко календаря – он оживает. Всё начинает двигаться и играть музыка. В каких-то окошках тебе показывают рецепт рождественского рулета или рассказывается факт из истории Швеции. Идея классная, но она отвратительно реализована. Чудовищное приложение, графика выглядит не очень впечатляюще.
Расскажи о своих самых крутых проектах.
Мы делали ежеквартальный журнал для Московского Индустриального Банка. Изначально это была газета с инфографикой. Её делали разные дизайнеры и иллюстраторы, в разных стилистиках. В 2015 или 2016 году журналу делали редизайн, сделали его более строгим. Он стал лайфстайловым изданием про деньги и банковские продукты. Я подхватила его со второго или третьего выпуска, и занималась им около двух лет. Это был журнал не из рода рекламной раздачи, которую человек открыл и уснул на второй странице. Он был интересен: его читали, он выполнял свою функцию и улучшал показатели банка.
Еще мы несколько лет делали «МИнБанку» годовой отчёт. Предыдущие отчёты были похожими друг на друга. Мы сделали несколько концептов, и более смелый вариант был принят на ура.
В 2018 году мы пошли дальше. Победила концепция с современной типографикой, с крутыми атмосферными фотками. Раньше была стандартная история с какими-то людьми, с какими-то зданиями, какими-то объектами, которые имеют отношение к банку. Мы захотели показать красоту и мощь России: набрали потрясающих фотографий разных уголков нашей страны. Хотелось, чтобы люди удивлялись, что такие места есть в России. Это был огромный шаг вперёд.
Журнал взял золото за лучшую инфографику и лучшее корпоративное медиа, а годовой отчёт прошёл в шорт-лист «Серебряных нитей». Хоть я и скептически отношусь к российским фестивалям и наградам, было приятно.
Единственный минус журнала — стоковые фотографии. Ситуацию исправляли иллюстрации, инфографика и живой текст.
Почему ты так относишься к наградам?
Мне кажется, дизайн сложно оценивать. Критерий оценки – это вечный спор: нужно сделать
так, как студия считает правильно, или как считает правильным клиент? У тебя одна точка, зрения, у клиента – другая, кто прав?
На фестивалях у жюри нет времени и ресурсов, чтобы погрузиться в контекст и выбрать что-то
из огромнейшей массы работ. Мне кажется, что всё это ерунда. По большей части решают деньги и подготовка. Кто-то рассказывал, что нужно изучить подход конкретной судейской коллегии к оценке работ. Так понимаешь, какие работы выигрывают, и пилишь проект под нужный формат.
Я понимаю, что это классно работает для клиентов, когда студия на виду. Это некий пиар. Возможно, для команды это неплохой мотиватор. Твою работу оценивают независимые эксперты, ты побеждаешь. Является ли это показателем того, что ты крутой – я не знаю.
В Бюросфере ты называешь себя трудоголиком. Что ты в это вкладываешь?
Я человек, который одержимо пашет. У меня есть моё место, где я стараюсь приносить пользу. Если я вижу, что нужно приложить больше усилий – я их прикладываю.
Перед интервью на «виси-ру» увидел заметку, что создатели «Бейскемпа» выпустили книгу о трудоголизме. Они говорят, что он плохо влияет на человека. Как думаешь, трудоголизм может быть вреден?
В моей жизни произошли изменения, которые подтолкнули к тому, чтобы пересмотреть этот вопрос. Сейчас я с этим согласна — трудоголизм вреден. В первую очередь тем, что ты
не помогаешь себе.
Трудоголизм – это порочный круг, потому что ты либо вовлекаешь в него окружающих, либо заставляешь их чувствовать дискомфорт. Кто-то сидит в офисе с утра до ночи без перерыва
на обед, а другой человек чувствует себя виноватым, потому что пришёл, сделал свои дела
и ушёл. Получается, вроде как, он и не очень постарался. Когда ты постоянно погружён в эту трясину, начинаешь не очень адекватно относиться к таким людям. Я помню моменты, когда кто-то из моих коллег встаёт и уходит, а я понимаю, что есть ещё прорва работы, и её надо бы поделать. Тот человек выбирает пойти в кино с друзьями, а ты думаешь: «Ну как же так!» Это неправильно.
Мне кажется, дизайн сложно оценивать. Критерий оценки – это вечный спор: нужно сделать
так, как студия считает правильно, или как считает правильным клиент? У тебя одна точка, зрения, у клиента – другая, кто прав?
На фестивалях у жюри нет времени и ресурсов, чтобы погрузиться в контекст и выбрать что-то
из огромнейшей массы работ. Мне кажется, что всё это ерунда. По большей части решают деньги и подготовка. Кто-то рассказывал, что нужно изучить подход конкретной судейской коллегии к оценке работ. Так понимаешь, какие работы выигрывают, и пилишь проект под нужный формат.
Я понимаю, что это классно работает для клиентов, когда студия на виду. Это некий пиар. Возможно, для команды это неплохой мотиватор. Твою работу оценивают независимые эксперты, ты побеждаешь. Является ли это показателем того, что ты крутой – я не знаю.
В Бюросфере ты называешь себя трудоголиком. Что ты в это вкладываешь?
Я человек, который одержимо пашет. У меня есть моё место, где я стараюсь приносить пользу. Если я вижу, что нужно приложить больше усилий – я их прикладываю.
Перед интервью на «виси-ру» увидел заметку, что создатели «Бейскемпа» выпустили книгу о трудоголизме. Они говорят, что он плохо влияет на человека. Как думаешь, трудоголизм может быть вреден?
В моей жизни произошли изменения, которые подтолкнули к тому, чтобы пересмотреть этот вопрос. Сейчас я с этим согласна — трудоголизм вреден. В первую очередь тем, что ты
не помогаешь себе.
Трудоголизм – это порочный круг, потому что ты либо вовлекаешь в него окружающих, либо заставляешь их чувствовать дискомфорт. Кто-то сидит в офисе с утра до ночи без перерыва
на обед, а другой человек чувствует себя виноватым, потому что пришёл, сделал свои дела
и ушёл. Получается, вроде как, он и не очень постарался. Когда ты постоянно погружён в эту трясину, начинаешь не очень адекватно относиться к таким людям. Я помню моменты, когда кто-то из моих коллег встаёт и уходит, а я понимаю, что есть ещё прорва работы, и её надо бы поделать. Тот человек выбирает пойти в кино с друзьями, а ты думаешь: «Ну как же так!» Это неправильно.
Когда упахиваешься, ты
не рассчитываешь силы.
не рассчитываешь силы.
Самокритика – это хорошо или плохо, как считаешь?
Я считаю, что во всём должен быть баланс. Когда ты критикуешь себя настолько, что ты
не можешь сделать шаг вперёд, и у тебя возникает паралич перфекциониста – это плохо. Когда ты не критикуешь себя совсем, то ты не растёшь, стагнируешь, превращаешься в чайный гриб – это тоже плохо. Я стараюсь найти золотую середину. Даже не столько саму золотую середину,
а колебание где-то посередине – это нормально.
Как ты доросла до арт-директора?
Сначала я стала офис-менеджером. Потом помогала ребятам вести какие-то проекты – брала часть задач на себя. Какие-то проекты даже пыталась иллюстрировать, а потом ушла. Через два года вернулась на позицию менеджера. С учётом того, что у меня уже был опыт
и понимание в дизайне, я лезла в проекты арт-директорить. Мне было не всё равно, как это будет реализовано. Первое время мне били по рукам, говорили: «Ты менеджер, не лезь! Вот дизайнер, дизайнер знает лучше». А я видела какие-то моменты, в которых рождались идеи,
и думала, что ими стоит поделиться. Иногда я видела, что дизайнер делает не очень хорошо,
и старалась улучшить. Где-то через год у нас из студии ушла арт-директор, и меня назначили
на её место за мои стремления.
Горбунов как-то говорил, по-моему, на конференции «Яндекса», что в студии Лебедева он стал арт-директором очень быстро. Поэтому он считал себя никудышным арт-директором. У тебя не было такого ощущения?
У меня были видимые и осязаемые подтверждения того, что я делаю проекты хорошо. Получалось и отлаживать процессы, и выращивать дизайнеров, и прокачивать уровень работ. Если посмотреть на портфолио студии, можно увидеть сильный рост в период с 2015 по 2017 год. Поэтому плохим арт-директором я себя никогда не ощущала.
В целом, мне очень повезло с руководством: у меня очень крутой начальник. Он грамотно
где-то осаживает, где-то направляет, где-то помогает. Мой рост в компании — его огромная заслуга. Решение поступать в Школу исходило как раз от него. Он сказал: «Ребятки, мы идём учиться в Школу Бюро. Вот у вас подготовительный этап, дерзайте». И я подумала: «Классно, классно, учиться! Это я люблю». Даже прошла бесплатно, это было приятно.
Слышал мнение, что когда начальник ставит перед фактом, что ты идёшь учиться – это работает не так мощно, как если бы ты пришёл сам.
И да, и нет. Из всей нашей компании на вторую ступень пошли два человека, на третью – один. Здесь вопрос в сформированной для человека ценности. Когда за тебя платят, когда всё приносят на блюдечке – это хуже работает. Мне об этом сложно рассуждать, потому что мне никто ничего на блюдечке не приносил. Я всегда хваталась за малейшую возможность где-то что-то увидеть, послушать, научиться. Для меня вопрос поступления был возможностью – это не было наказанием.
Я считаю, что во всём должен быть баланс. Когда ты критикуешь себя настолько, что ты
не можешь сделать шаг вперёд, и у тебя возникает паралич перфекциониста – это плохо. Когда ты не критикуешь себя совсем, то ты не растёшь, стагнируешь, превращаешься в чайный гриб – это тоже плохо. Я стараюсь найти золотую середину. Даже не столько саму золотую середину,
а колебание где-то посередине – это нормально.
Как ты доросла до арт-директора?
Сначала я стала офис-менеджером. Потом помогала ребятам вести какие-то проекты – брала часть задач на себя. Какие-то проекты даже пыталась иллюстрировать, а потом ушла. Через два года вернулась на позицию менеджера. С учётом того, что у меня уже был опыт
и понимание в дизайне, я лезла в проекты арт-директорить. Мне было не всё равно, как это будет реализовано. Первое время мне били по рукам, говорили: «Ты менеджер, не лезь! Вот дизайнер, дизайнер знает лучше». А я видела какие-то моменты, в которых рождались идеи,
и думала, что ими стоит поделиться. Иногда я видела, что дизайнер делает не очень хорошо,
и старалась улучшить. Где-то через год у нас из студии ушла арт-директор, и меня назначили
на её место за мои стремления.
Горбунов как-то говорил, по-моему, на конференции «Яндекса», что в студии Лебедева он стал арт-директором очень быстро. Поэтому он считал себя никудышным арт-директором. У тебя не было такого ощущения?
У меня были видимые и осязаемые подтверждения того, что я делаю проекты хорошо. Получалось и отлаживать процессы, и выращивать дизайнеров, и прокачивать уровень работ. Если посмотреть на портфолио студии, можно увидеть сильный рост в период с 2015 по 2017 год. Поэтому плохим арт-директором я себя никогда не ощущала.
В целом, мне очень повезло с руководством: у меня очень крутой начальник. Он грамотно
где-то осаживает, где-то направляет, где-то помогает. Мой рост в компании — его огромная заслуга. Решение поступать в Школу исходило как раз от него. Он сказал: «Ребятки, мы идём учиться в Школу Бюро. Вот у вас подготовительный этап, дерзайте». И я подумала: «Классно, классно, учиться! Это я люблю». Даже прошла бесплатно, это было приятно.
Слышал мнение, что когда начальник ставит перед фактом, что ты идёшь учиться – это работает не так мощно, как если бы ты пришёл сам.
И да, и нет. Из всей нашей компании на вторую ступень пошли два человека, на третью – один. Здесь вопрос в сформированной для человека ценности. Когда за тебя платят, когда всё приносят на блюдечке – это хуже работает. Мне об этом сложно рассуждать, потому что мне никто ничего на блюдечке не приносил. Я всегда хваталась за малейшую возможность где-то что-то увидеть, послушать, научиться. Для меня вопрос поступления был возможностью – это не было наказанием.
Я понимала: есть я, никто мне не поможет, и всё, что я найду, прогрызу и достану – то будет моё.
Что дала тебе школа как арт-директору?
Новые знания. На самом деле сложно отделить – больше школа дала мне как человеку.
Хорошо, что дала тебе школа как человеку?
Я поняла, что нужно вовремя останавливаться. Что нужно помогать сначала себе – это важно. Иногда надо переставать учиться. А нужно больше делать руками. Мне нравится, что все бюрошники в определенный момент выходят из раковины и начинают действовать. Это сложнее всего – посмотреть на себя в зеркало и сказать себе: «Я уже в достаточной степени специалист, теперь я начну делиться своей мудростью с людьми». Здесь люди начинают учить, начинают писать книжки – и делают это здорово. Я смотрела на то, как школа устроена. Мне было интересно, как построен процесс обучения, я ощущала на себе его плюсы или минусы. Здесь очень много крутых и вдохновляющих штук.
Мне очень нравится, как ведёт свою деятельность Максим Ильяхов. Он крутой специалист, и он очень-очень много всего делает. Много маленьких и работающих проектов, которые он сразу выпускает в свет. Такой образ мышления мне кажется очень интересным и правильным.
У тебя были сложности со вступительным заданием?
Как раз сегодня вспоминала: прошёл год, как я сдавала тестовое на первой ступени. Я месяц
за него не могла сесть. Казалось бы, я прошла подготовительные курсы, всё было понятно,
у меня был высокий дополнительный балл. Но задача…Я понимала: то, что сейчас я сделаю руками, будут оценивать в Бюро! А я же наверняка сделаю какую-то шляпу, и это будет так ужасно! Это был настолько сложный момент, что я просадила месяц на то, чтобы собраться
с силами и сделать. Сейчас это смешно: вспоминаю это и думаю: «Боже мой, какое дело-то – сесть и нарисовать».
То есть школа помогла изменить подход к работе?
Да, школа заставляет работать: ты берёшь и делаешь. Мне понравилась эта история про важность «сделать». Неважно, считаешь ли ты этот результат идеальным, можно ли его доработать, есть ли у тебя на это время, есть ли у тебя на это силы – у тебя есть несдвигаемый дедлайн. Это меня очень ломало, но это было круто. Важно себя пересилить и показать, что ты реально можешь. И школа заставляет это сделать: через всё поверить в свои силы.
Теперь про диплом. У вас, наверное, он был самый дикий. Почему именно ножи?
Тут всё довольно прозаично: нужен был классный работающий продукт. Им оказались ножи. Ножи работают!
Я с первой ступени начала задумываться, что же принести на диплом. Я каждый день ходила
из угла в угол в попытках придумать, что же делать, что же будет работать. Мы обсуждали это
с Женей Трибунской, главным метателем и идеологом. Она сказала: «Если хочешь, у меня есть продукт и задачи, которые нужно решить». Меня отталкивало, что продукт получался двоякий. Он был крут и понятен с точки зрения работоспособной системы. Но людей, которые могли бы его применить и кайфовать от метания ножей, фактически не было.
Когда опубликовали списки третьей ступени, и нас с ребятами – я не знаю, осознанно, или нет – собрали со спортивными темами. У Жени был проект для «Ultimate frisbee» с турнирной таблицей, Настя принесла продуктовый проект для триатлона, а я с ножами.
Новые знания. На самом деле сложно отделить – больше школа дала мне как человеку.
Хорошо, что дала тебе школа как человеку?
Я поняла, что нужно вовремя останавливаться. Что нужно помогать сначала себе – это важно. Иногда надо переставать учиться. А нужно больше делать руками. Мне нравится, что все бюрошники в определенный момент выходят из раковины и начинают действовать. Это сложнее всего – посмотреть на себя в зеркало и сказать себе: «Я уже в достаточной степени специалист, теперь я начну делиться своей мудростью с людьми». Здесь люди начинают учить, начинают писать книжки – и делают это здорово. Я смотрела на то, как школа устроена. Мне было интересно, как построен процесс обучения, я ощущала на себе его плюсы или минусы. Здесь очень много крутых и вдохновляющих штук.
Мне очень нравится, как ведёт свою деятельность Максим Ильяхов. Он крутой специалист, и он очень-очень много всего делает. Много маленьких и работающих проектов, которые он сразу выпускает в свет. Такой образ мышления мне кажется очень интересным и правильным.
У тебя были сложности со вступительным заданием?
Как раз сегодня вспоминала: прошёл год, как я сдавала тестовое на первой ступени. Я месяц
за него не могла сесть. Казалось бы, я прошла подготовительные курсы, всё было понятно,
у меня был высокий дополнительный балл. Но задача…Я понимала: то, что сейчас я сделаю руками, будут оценивать в Бюро! А я же наверняка сделаю какую-то шляпу, и это будет так ужасно! Это был настолько сложный момент, что я просадила месяц на то, чтобы собраться
с силами и сделать. Сейчас это смешно: вспоминаю это и думаю: «Боже мой, какое дело-то – сесть и нарисовать».
То есть школа помогла изменить подход к работе?
Да, школа заставляет работать: ты берёшь и делаешь. Мне понравилась эта история про важность «сделать». Неважно, считаешь ли ты этот результат идеальным, можно ли его доработать, есть ли у тебя на это время, есть ли у тебя на это силы – у тебя есть несдвигаемый дедлайн. Это меня очень ломало, но это было круто. Важно себя пересилить и показать, что ты реально можешь. И школа заставляет это сделать: через всё поверить в свои силы.
Теперь про диплом. У вас, наверное, он был самый дикий. Почему именно ножи?
Тут всё довольно прозаично: нужен был классный работающий продукт. Им оказались ножи. Ножи работают!
Я с первой ступени начала задумываться, что же принести на диплом. Я каждый день ходила
из угла в угол в попытках придумать, что же делать, что же будет работать. Мы обсуждали это
с Женей Трибунской, главным метателем и идеологом. Она сказала: «Если хочешь, у меня есть продукт и задачи, которые нужно решить». Меня отталкивало, что продукт получался двоякий. Он был крут и понятен с точки зрения работоспособной системы. Но людей, которые могли бы его применить и кайфовать от метания ножей, фактически не было.
Когда опубликовали списки третьей ступени, и нас с ребятами – я не знаю, осознанно, или нет – собрали со спортивными темами. У Жени был проект для «Ultimate frisbee» с турнирной таблицей, Настя принесла продуктовый проект для триатлона, а я с ножами.
Ножи работают!
Какие проблемы возникали, кроме выбора темы?
Для меня стало сложным определение ролей в проекте. Бюрошная система третьей ступени отличалась от того, к чему я привыкла в своей работе, и в каких-то вещах даже противоречила. Помимо всего прочего, все безумно устали. Выгорание было чудовищное, было непонятно, куда бежать.
Было сложно спланировать какие-то вещи, потому что в таком масштабе, формате и с таким количеством видов работ мы с таким сталкивались впервые. Было много тёмных участков, где
я не до конца понимала масштаб работы, и сможем ли мы это реализовать. Женя занимался вёрсткой и программированием, а программирование для меня — тёмный лес. Я не понимала, успеет он все сделать. Но Женя — крутой специалист, и он с честью и достоинством всё это вывез, реализовал. И Настя тоже. Они крутые командные игроки, очень сильные специалисты, несмотря на то, что опыта где-то не было вообще.
Ещё одна сложность связана со спецификой обучения в школе. Мне раньше казалось, что есть лидеры, а есть те люди, которым комфортно быть на вторых ролях. Здесь я увидела, что сильный лидер начинает оглядываться на кого-то ещё. У нас был арт-директор Миша Нозик. Я помню, что предлагаю какое-то решение или закидываю идею – сразу возникает обсуждение
не о том, как это будет работать или насколько это будет хорошо. Все обсуждают, понравится ли это Мише и сможем ли мы это защитить. Казалось бы, человек должен думать о решении задачи, а по сути он перекладывает финальное слово на арт-директора.
Это заставило меня задуматься о моей роли в команде. Мне всё-таки хотелось, чтобы в ней все были заряженными, активными ребятами, которые все вместе идут к общей цели. Но как-то получается, что есть один ведущий, а все остальные перестают принимать решение. Так или иначе, мне эта мысль кажется важной с точки зрения меня как управленца.
Насколько сложно было сложно сработаться с Мишей как арт-директором, когда ты сама вела проекты?
Когда мы начали вести проект на третьей ступени, я привыкла к мысли, что мой опыт ведения проектов вообще ничего не значит. У меня нет никакого раздражения или злости, но эта отеческая снисходительность со стороны бюрошников – это забавно. Но, с другой стороны, я приняла тот факт, что пришла учиться. Я пришла сюда, потому что у этих людей есть авторитет,
и нет смысла устраивать противоборство между тем, что я считаю правильным, и принципами ведения проектов в Бюро.
Как тебе формат третьей ступени? Раньше было так: один человек берёт проект, и один с каким-то конкретным арт-директором его делает. Сейчас – команды. Как ты думаешь, какой формат лучше?
Думаю, что у обоих подходов свои плюсы и минусы. Какие-то сложности появляются, когда людей становится трое. В противовес этому, если человек один – он больше на себя берёт работы и ему нужно больше вкладываться. Маловероятно, что один человек сможет закрыть все этапы производства — придется искать помощников и исполнителей. С другой стороны, три человека впервые видят друг друга на проекте, впервые видят сам проект и арт-директора – это очень сложно. Поэтому, с точки зрения «что тяжелее» — не знаю. Я на себе опробовала только один вариант.
В целом какие ощущения от третьей ступени?
Мне нравится третья ступень как идея, но мне кажется, что она может быть круче и проще.
На третьей ступени собрали слишком много неизвестных. Мне кажется, одна из самых сложных вещей на третьей ступени – это проект. У нас в компании было железное правило: мы никогда не сочетаем в одном проекте новых подрядчиков и новых клиентов. Это два кота
в мешке — очень высокие риски провала. Здесь у тебя новая команда, новый проект, новые правила игры – это максимальный хаос. А ты ещё и продукт должен придумать! У меня перегревалась голова на этот счёт.
Да, ты можешь почитать отзывы и понять, что к третьей ступени тебе нужен будет проект.
На второй ступени ты пытаешься писать анонсы, собирать команду – и вроде это тебя тоже готовит к третьей ступени. Мне кажется, этого недостаточно. И, если бы было чуть понятнее именно с проектом, была бы вообще пушка.
Для меня стало сложным определение ролей в проекте. Бюрошная система третьей ступени отличалась от того, к чему я привыкла в своей работе, и в каких-то вещах даже противоречила. Помимо всего прочего, все безумно устали. Выгорание было чудовищное, было непонятно, куда бежать.
Было сложно спланировать какие-то вещи, потому что в таком масштабе, формате и с таким количеством видов работ мы с таким сталкивались впервые. Было много тёмных участков, где
я не до конца понимала масштаб работы, и сможем ли мы это реализовать. Женя занимался вёрсткой и программированием, а программирование для меня — тёмный лес. Я не понимала, успеет он все сделать. Но Женя — крутой специалист, и он с честью и достоинством всё это вывез, реализовал. И Настя тоже. Они крутые командные игроки, очень сильные специалисты, несмотря на то, что опыта где-то не было вообще.
Ещё одна сложность связана со спецификой обучения в школе. Мне раньше казалось, что есть лидеры, а есть те люди, которым комфортно быть на вторых ролях. Здесь я увидела, что сильный лидер начинает оглядываться на кого-то ещё. У нас был арт-директор Миша Нозик. Я помню, что предлагаю какое-то решение или закидываю идею – сразу возникает обсуждение
не о том, как это будет работать или насколько это будет хорошо. Все обсуждают, понравится ли это Мише и сможем ли мы это защитить. Казалось бы, человек должен думать о решении задачи, а по сути он перекладывает финальное слово на арт-директора.
Это заставило меня задуматься о моей роли в команде. Мне всё-таки хотелось, чтобы в ней все были заряженными, активными ребятами, которые все вместе идут к общей цели. Но как-то получается, что есть один ведущий, а все остальные перестают принимать решение. Так или иначе, мне эта мысль кажется важной с точки зрения меня как управленца.
Насколько сложно было сложно сработаться с Мишей как арт-директором, когда ты сама вела проекты?
Когда мы начали вести проект на третьей ступени, я привыкла к мысли, что мой опыт ведения проектов вообще ничего не значит. У меня нет никакого раздражения или злости, но эта отеческая снисходительность со стороны бюрошников – это забавно. Но, с другой стороны, я приняла тот факт, что пришла учиться. Я пришла сюда, потому что у этих людей есть авторитет,
и нет смысла устраивать противоборство между тем, что я считаю правильным, и принципами ведения проектов в Бюро.
Как тебе формат третьей ступени? Раньше было так: один человек берёт проект, и один с каким-то конкретным арт-директором его делает. Сейчас – команды. Как ты думаешь, какой формат лучше?
Думаю, что у обоих подходов свои плюсы и минусы. Какие-то сложности появляются, когда людей становится трое. В противовес этому, если человек один – он больше на себя берёт работы и ему нужно больше вкладываться. Маловероятно, что один человек сможет закрыть все этапы производства — придется искать помощников и исполнителей. С другой стороны, три человека впервые видят друг друга на проекте, впервые видят сам проект и арт-директора – это очень сложно. Поэтому, с точки зрения «что тяжелее» — не знаю. Я на себе опробовала только один вариант.
В целом какие ощущения от третьей ступени?
Мне нравится третья ступень как идея, но мне кажется, что она может быть круче и проще.
На третьей ступени собрали слишком много неизвестных. Мне кажется, одна из самых сложных вещей на третьей ступени – это проект. У нас в компании было железное правило: мы никогда не сочетаем в одном проекте новых подрядчиков и новых клиентов. Это два кота
в мешке — очень высокие риски провала. Здесь у тебя новая команда, новый проект, новые правила игры – это максимальный хаос. А ты ещё и продукт должен придумать! У меня перегревалась голова на этот счёт.
Да, ты можешь почитать отзывы и понять, что к третьей ступени тебе нужен будет проект.
На второй ступени ты пытаешься писать анонсы, собирать команду – и вроде это тебя тоже готовит к третьей ступени. Мне кажется, этого недостаточно. И, если бы было чуть понятнее именно с проектом, была бы вообще пушка.
С Мишей Нозиком и выпускниками Школы на защите дипломов в 2019 году.
В чатике был интересный срачик про феминизм. Как ты к нему относишься?
Я прошла через много стадий отношения к феминизму. На данный момент моё отношение
к нему больше негативное. Вопрос не в том, что те вещи, за которые феминизм борется, я считаю глупыми — это не так. С патриархальных времён остались несправедливые, диковатые для современного мира вещи. Но способы, которыми феминизм сейчас проявляет себя, у меня вызывают негативные чувства. То, что происходит сегодня – во многом истерия и позёрство. То есть, задача – привлечь как можно больше внимания, а не решить проблемы. Вместо этого обсуждается какая-то чушь и несуществующие вещи, которым большинство людей не сможет посочувствовать. Реальные проблемы настолько остаются за кадром, что мне от этого грустно.
То есть, ты считаешь, что феминизм не способен на что-то серьезное?
Нет, есть толковые вещи. Например акция #ЯНеХотелаУмирать — массовая петиция
по криминализации домашнего насилия. Вот это, наверное, впервые важная, серьёзная штука. Если бы вся их активность была такой честной, было бы классно. Люди бы делились своими реальными историями, помогали тем, кому это необходимо, вовлекали в какую-то благотворительную помощь – вот это классно. Если бы весь феминизм был таким,
я была бы «за».
Где-то пришлось столкнуться с феминизмом лично?
Была дискуссия в группе «Дизайн-выходные» по поводу женского фестиваля. «Bang Bang» организовали свою конференцию, где выступали только женщины. Предыстория такая: Наталья Климчук посмотрела на состав спикеров «Дизайн-просмотра», где был перевес мужчин-спикеров, и увидела в этом дискриминацию женщин. Она дала большое интервью РБК Pink, где рассказала о том, как женщин-дизайнерок притесняют. Мне это показалось довольно спорным, я не очень поняла аргументацию. Мне было интересно подискутировать на этот счёт – но дискуссии, к сожалению, не получилось. Причём, она и её последователи говорили, что
в «Дизайн-выходных» такая токсичная среда, где притесняют женщин, где всё вот так плохо –
а они вот такие классные. Сама дискуссия показала обратную историю. Несмотря на то, что аргументы и призывы были достаточно резкими, эмоциональными и цепляющими, срача
не было. Им отвечали на все эти провокации очень заботливо и по-доброму. Очередной плюсик
и сердечко в сторону «Дизайн-выходных».
А про феминитивы что думаешь?
Когда люди предлагают заменить «дизайнера» на «дизайнерку» и ждут, что это решит наши многовековые проблемы, – это чушь. Мне кажется, это очень жестокое отношение к русскому языку. Есть так много суффиксов, образующих женский род. Почему бы не посидеть чуть дольше полутора минут, чтобы придумать красивые, звучные, близкие твоему родному языку феминитивы, которые заботливо в него впишутся? Почему нужно брать и лепить один и тот же суффикс для всего? Режиссёрка, дизайнерка, блогерка — это больно. Я вижу в этом издевательство над родным языком. Мне очень режет уши. Для меня это халтура,
как и рекламная кампания «Рибока».
Кстати о ней. Я видел твой разбор рекламы «Рибока» в чатике. Объясни, пожалуйста, почему она плоха?
Они заменили смысл изначальной кампании «Be more human» на вызывающий и агрессивный «Ни в какие рамки». Мне очень нравится оригинальная кампания и по смыслу, и визуально. Речь идёт об адаптации. По сути, у них уже были все слагаемые — просто нужно заменить английское на русское и сделать так же хорошо. Сделали более дерзко, более резонансно. Возможно, они просто выполняли свою задачу: если бы они выпустили плакаты в той же стилистике, что и оригинал, они бы получили меньший резонанс. Ужасная реализация сыграла им на руку, потому что дала хайпа.
Мне несимпатичны смысловая часть кампании, хэштег и посыл. Мне ближе образ сильной женщины, уверенной в себе и спокойной – такой, какой она была в оригинальной кампании «Рибока». Женщина, которая хочет уесть мужчин – это не установление равенства. Эта кампания меняет местами агрессора и жертву.
С точки зрения визуализации я не понимаю, почему они не взяли оригинальную сетку
и композицию макета. На мой взгляд, они использовали непрофессиональный и небрежный леттеринг. Сама композиция – тоже спорная. Фотосессия – позы, выражения лиц героинь мне кажутся неудачными. В целом, когда я смотрю композиционно на этот плакат – он мне субъективно кажется очень плохим.
У нас в конце принято советовать книги. Что посоветуешь почитать?
Раньше я всем советовала почитать Джима Кэмпа, но для читателей «Кто студента» это
не будет новым. У меня появился новый фаворит – Марк Гоулстон. У нас чудовищно кликбейтно перевели его книги: «Как разговаривать с мудаками» и «Я слышу вас насквозь».
Для иллюстраторов, особенно начинающих, я бы рекомендовала Феликса Шайнбергера. Для тех людей, которым хочется начать рисовать, но нет мотивации – это хороший стимул. Ещё я очень люблю книжку Майкла Джанда «Сожги своё портфолио». Мне кажется, она по принципам довольно близко перекликается с принципами Бюро.
По типографике – Эрик Шпикерман «О шрифте», она очень крутая. Чисто с эстетической точки зрения — Джессика Уолш и Тимоти Гудман «40 Days of Dating». Еще была коллаборация
у Тимоти Гудмана с маркерами «Шарпи» — «Шарпи-бук». Это книги можно заказать через интернет, у них нет русских версий.
Ещё я очень люблю книжки Яны Франк. Давно не перечитывала, но в своё время, лет пять назад, они меня очень радовали, мотивировали и вдохновляли. У неё есть большая серия
и по дизайну, и какие-то более творческие работы. Есть книга «Муза, где твои крылья» — она классная.
Я прошла через много стадий отношения к феминизму. На данный момент моё отношение
к нему больше негативное. Вопрос не в том, что те вещи, за которые феминизм борется, я считаю глупыми — это не так. С патриархальных времён остались несправедливые, диковатые для современного мира вещи. Но способы, которыми феминизм сейчас проявляет себя, у меня вызывают негативные чувства. То, что происходит сегодня – во многом истерия и позёрство. То есть, задача – привлечь как можно больше внимания, а не решить проблемы. Вместо этого обсуждается какая-то чушь и несуществующие вещи, которым большинство людей не сможет посочувствовать. Реальные проблемы настолько остаются за кадром, что мне от этого грустно.
То есть, ты считаешь, что феминизм не способен на что-то серьезное?
Нет, есть толковые вещи. Например акция #ЯНеХотелаУмирать — массовая петиция
по криминализации домашнего насилия. Вот это, наверное, впервые важная, серьёзная штука. Если бы вся их активность была такой честной, было бы классно. Люди бы делились своими реальными историями, помогали тем, кому это необходимо, вовлекали в какую-то благотворительную помощь – вот это классно. Если бы весь феминизм был таким,
я была бы «за».
Где-то пришлось столкнуться с феминизмом лично?
Была дискуссия в группе «Дизайн-выходные» по поводу женского фестиваля. «Bang Bang» организовали свою конференцию, где выступали только женщины. Предыстория такая: Наталья Климчук посмотрела на состав спикеров «Дизайн-просмотра», где был перевес мужчин-спикеров, и увидела в этом дискриминацию женщин. Она дала большое интервью РБК Pink, где рассказала о том, как женщин-дизайнерок притесняют. Мне это показалось довольно спорным, я не очень поняла аргументацию. Мне было интересно подискутировать на этот счёт – но дискуссии, к сожалению, не получилось. Причём, она и её последователи говорили, что
в «Дизайн-выходных» такая токсичная среда, где притесняют женщин, где всё вот так плохо –
а они вот такие классные. Сама дискуссия показала обратную историю. Несмотря на то, что аргументы и призывы были достаточно резкими, эмоциональными и цепляющими, срача
не было. Им отвечали на все эти провокации очень заботливо и по-доброму. Очередной плюсик
и сердечко в сторону «Дизайн-выходных».
А про феминитивы что думаешь?
Когда люди предлагают заменить «дизайнера» на «дизайнерку» и ждут, что это решит наши многовековые проблемы, – это чушь. Мне кажется, это очень жестокое отношение к русскому языку. Есть так много суффиксов, образующих женский род. Почему бы не посидеть чуть дольше полутора минут, чтобы придумать красивые, звучные, близкие твоему родному языку феминитивы, которые заботливо в него впишутся? Почему нужно брать и лепить один и тот же суффикс для всего? Режиссёрка, дизайнерка, блогерка — это больно. Я вижу в этом издевательство над родным языком. Мне очень режет уши. Для меня это халтура,
как и рекламная кампания «Рибока».
Кстати о ней. Я видел твой разбор рекламы «Рибока» в чатике. Объясни, пожалуйста, почему она плоха?
Они заменили смысл изначальной кампании «Be more human» на вызывающий и агрессивный «Ни в какие рамки». Мне очень нравится оригинальная кампания и по смыслу, и визуально. Речь идёт об адаптации. По сути, у них уже были все слагаемые — просто нужно заменить английское на русское и сделать так же хорошо. Сделали более дерзко, более резонансно. Возможно, они просто выполняли свою задачу: если бы они выпустили плакаты в той же стилистике, что и оригинал, они бы получили меньший резонанс. Ужасная реализация сыграла им на руку, потому что дала хайпа.
Мне несимпатичны смысловая часть кампании, хэштег и посыл. Мне ближе образ сильной женщины, уверенной в себе и спокойной – такой, какой она была в оригинальной кампании «Рибока». Женщина, которая хочет уесть мужчин – это не установление равенства. Эта кампания меняет местами агрессора и жертву.
С точки зрения визуализации я не понимаю, почему они не взяли оригинальную сетку
и композицию макета. На мой взгляд, они использовали непрофессиональный и небрежный леттеринг. Сама композиция – тоже спорная. Фотосессия – позы, выражения лиц героинь мне кажутся неудачными. В целом, когда я смотрю композиционно на этот плакат – он мне субъективно кажется очень плохим.
У нас в конце принято советовать книги. Что посоветуешь почитать?
Раньше я всем советовала почитать Джима Кэмпа, но для читателей «Кто студента» это
не будет новым. У меня появился новый фаворит – Марк Гоулстон. У нас чудовищно кликбейтно перевели его книги: «Как разговаривать с мудаками» и «Я слышу вас насквозь».
Для иллюстраторов, особенно начинающих, я бы рекомендовала Феликса Шайнбергера. Для тех людей, которым хочется начать рисовать, но нет мотивации – это хороший стимул. Ещё я очень люблю книжку Майкла Джанда «Сожги своё портфолио». Мне кажется, она по принципам довольно близко перекликается с принципами Бюро.
По типографике – Эрик Шпикерман «О шрифте», она очень крутая. Чисто с эстетической точки зрения — Джессика Уолш и Тимоти Гудман «40 Days of Dating». Еще была коллаборация
у Тимоти Гудмана с маркерами «Шарпи» — «Шарпи-бук». Это книги можно заказать через интернет, у них нет русских версий.
Ещё я очень люблю книжки Яны Франк. Давно не перечитывала, но в своё время, лет пять назад, они меня очень радовали, мотивировали и вдохновляли. У неё есть большая серия
и по дизайну, и какие-то более творческие работы. Есть книга «Муза, где твои крылья» — она классная.
Общался Вячеслав Лазарев. Редактировала Наталья Которева.
